Опубликован: 22.11.2016 | Доступ: свободный | Студентов: 4021 / 3082 | Длительность: 20:13:00
Специальности: Социолог, Журналист
Лекция 2:

Становление российской государственности и особенности управления традиционным обществом (IX-XVII вв.)

< Лекция 1 || Лекция 2: 1234 || Лекция 3 >

Становление российского самодержавия и сословного управления обществом. Система центральных и местных органов власти в Московском государстве в XV–XVI вв.

Объединение земель вокруг Москвы и образование единого Русского (Московского) государства

Соперничество между Москвой и Великим княжеством Литовским за гегемонию в объединении русских земель имело далеко идущие последствия. Выиграв спор у Литвы, чьи претензии стать альтернативной по отношению к Москве Русью по ряду описанных выше причин оказались несостоятельными, Москва окончательно закрепила за собой статус главного общерусского центра и приоритет в деле воссоздания единого государства, освобождения Руси от монголо-татарского ига. Во второй четверти XIV в. при митрополите Феогносте, симпатизирующем Москве так же, как и его предшественник митрополит Петр, в результате перенесения митрополичьей кафедры из Владимира в Москву за Москвой закрепляется также роль духовного и церковного центра русских земель.

Прежде чем приступить к описанию дальнейших событий, коротко остановимся на характеристике тех причин и условий, которые способствовали возвышению Москвы и обеспечили ей первенство в деле консолидации русских земель и создания единого русского государства. Надо вспомнить, что с момента своего возникновения Москва входила в состав Владимиро-Суздальской Руси, находившейся во владении потомства одного из самых сильных русских князей Всеволода Большое Гнездо. Его потомки, образовавшие ряд княжеских линий в Твери, Суздале и в Ростове (за исключением Рязанской земли, находившейся во владении не Мономаховичей, а младших Святославичей, потомков Святослава Ярославича), вели упорную междоусобную борьбу за великокняжеский владимирский стол. Добившись княжеского стола, князья оставались жить в своем уделе, присоединяя только к нему на время своего великого княжения территорию великого княжества Владимирского со всеми его доходами и военными силами. Таким образом, обладание Владимиром не только позволяло князьям укрепить свои позиции авторитетом "великого князя", но и открывало широкие возможности для материального обогащения. В то же время в условиях существующего в этот период удельного порядка занятие великокняжеского стола определялось не только правом старшинства, как прежде, но и силой удельного князя, поэтому борьба за обладание Владимиром шла в основном только между сильными удельными князьями. В начале XIV в. наряду с тверскими и рязанскими князьями в эту борьбу вступают и московские князья.

Как самостоятельный удел Московское княжество возникло в конце жизни Александра Невского (он был последним из великих князей, кто княжил по старинному обычаю в самом Владимире), разделившего между сыновьями свои земли. Первым князем в то время еще крошечного Московского княжества и основателем московской династии стал его младший сын Даниил Александрович. Как пишет С. Ф. Платонов, Даниил еще не владел ни Можайском, ни Клином, ни Дмитровом, ни Коломной, а владел лишь ничтожным пространством между этими пунктами, по течению Москвы-реки. Это, однако, не помешало московским князьям включиться в тяжбу за великокняжеский владимирский стол. Положение младшего удела, обделенного многими привилегиями старших уделов, заставляло московских князей действовать решительно, часто используя любые средства для достижения своей цели. После смерти князя Даниила Александровича (1303) начинается многолетняя борьба за великое княжение между тверскими и московскими князьями, превращавшаяся нередко в кровавую распрю. Эта борьба закончилась победой московского князя Ивана Калиты, утвердившегося в 1328 г. с помощью Орды (после подавления им вместе с татарским войском антиордынского восстания в Твери) на великокняжеском владимирском престоле.

С этого времени титул великого князя владимирского навсегда остается за московскими князьями. Используя его, они не только укрепили позиции своей вотчины — Московского удела, но и значительно расширили его территорию. Начиная с Ивана Калиты, московские князья пользовались переданным им Ордой правом сбора дани со всей Руси и доставки ее в Орду, что также служило мощным средством роста экономического и финансового могущества московского княжества, расширения его территории и установления контроля над другими княжествами. Исследователи называют и ряд других причин, способствовавших усилению Московского княжества. Одна из них — удобное серединное географическое положение московского региона, располагавшегося между Киевской и Владимиро-Суздальской землями, с одной стороны, Новгородом и Рязанским княжеством — с другой, что давало не только торговые, но и политические выгоды Москве. По мнению С. М. Соловьева, митрополиты переселились из Владимира в Москву, потому что считали необходимым находиться в центральном пункте между северными и южными областями Руси. Кроме того, полнота власти московского князя соответствовала их представлениям о единодержавной власти государя, вынесенным из Византии.

Неменьшее значение имели личностные качества московских князей, сумевших, по словам другого автора, сделать татар орудием для возвышения собственной власти. Само положение князей, чье великое княжение зависело от воли и прихотей ханской власти, должно было развивать в них политическую ловкость и дипломатический такт, чтобы этим путем привлечь милость хана и сохранить великокняжеский престол. С. Ф. Платонов указывает на политическую близорукость татар, которые не смогли своевременно заметить опасное для них усиление Московского княжества. Наконец, важную роль сыграло сочувствие политике московских князей со стороны основных слоев населения Московской Руси, которым были выгодны относительная стабильность и отсутствие междоусобиц в Московском княжестве.

После окончательного устранения с политической арены при внуке Ивана Калиты Дмитрии Ивановиче Донском (1359–1389) основного соперника Москвы — Твери, также боровшейся за гегемонию в Северо-Восточной Руси, и особенно после победы на Куликовом поле в 1380 г., начинается новый этап в общественно-политическом развитии Руси: Московское княжество из удельного превращается в очевидный для всех центр консолидации и объединения русских земель. Дмитрий Донской, в правление которого был возведен белокаменный кремль в Москве (1367), впервые передал великое княжение своему сыну Василию I без санкции Золотой Орды. Последовавшая вслед за этим длительная двадцатилетняя династическая война (1433–1453) закончилась победой московского князя Василия II Темного, поддержанного большинством населения Московской Руси, что свидетельствовало о необратимости процесса объединения Руси в единое государство под эгидой Москвы. Этот процесс был завершен во второй половине XV — начале XVI в. при Иване III (1462–1505) и Василии III (1505–1533), когда было образовано единое Московское государство. Тогда же при Иване III после "стояния на реке Угре" в 1480 г. был положен конец продолжавшемуся два с половиной столетия монголо-татарскому игу.

Одновременно московские князья продолжали вести борьбу с Литовским княжеством, так же как и Москва, стремившимся сплотить более слабые русские области вокруг сильного политического центра. По поводу этих областей в XV в. и позже возникали непрерывные столкновения между этими двумя державами. Литва соперничала с Москвой из-за влияния на Псков и Новгород, а также на смоленских князей. Во время обострения противоречий в Новгородской земле, возникших по причине стремления Пскова отделиться от Новгорода, псковитян поддерживала Литва, а Новгород — московские князья.

Образование единого Русского (Московского) государства сопровождалось рядом коренных преобразований в системе государственной власти и управления. Серьезные изменения произошли прежде всего в правовом статусе и государственно-политической идеологии московских князей, превращавшихся в связи с созданием единого государства из прежних вотчинников в государей одной из крупнейших в Европе державы. Если прежде великий князь превосходил своих удельных родственников чаще всего только размером своих владений и материальных средств, то теперь он сосредоточивал в своих руках и большинство политических прав. Существенно ограничивается участие удельных князей в общегосударственных делах. С целью предотвращения династической борьбы московские князья начинают активно вмешиваться во владельческие отношения удельных князей, ограничивая их иммунитет. В духовной грамоте (завещании) Ивана III, которую В. О. Ключевский считал первой попыткой в истории русского государственного права определить состав верховной власти, не только юридически закреплялись существенные политические преимущества старшего из сыновей великого князя (единоличное финансовое управление столицей, исключительное право суда по важным уголовным вопросам, исключительное право чеканить монету), но и было сделано важное нововведение. Если раньше в соответствии с удельным порядком владения удельных князей считались их собственностью (вотчинами) и могли передаваться по их личному усмотрению, то отныне по смерти бессыновного князя его "выморочный" удел переходил великому князю. Еще более жестко действовал Василий III, запретив своим братьям вступать в брак, таким образом превращая их уделы в выморочные.

Новая ситуация не могла не сказаться на политическом поведении и характере власти московских князей, постепенно осознававших свое новое значение как глав национального государства. Хотя власть первых московских государей продолжала еще носить, по выражению В. О. Ключевского, отпечатки удельной простоты, отличалась еще былой демократичностью (царя могли ругать, не соглашаться с ним), постепенно она окружает себя особым ореолом, возвышавшим ее над остальным обществом. Первоначально это выражалось лишь внешне: в новых титулах, в дипломатической практике, в новых придворных церемониях. Главе государства присваивается титул "великий князь всея Руси" (этот титул был закреплен за Иваном III), а также царя и самодержца, равнозначного по статусу императору и османскому султану.

Значение политической демонстрации, призванной подчеркнуть новую роль Москвы и ее руководителей в системе европейских государств, имела и женитьба Ивана III на племяннице последнего византийского императора Зое-Софии Палеолог, которую великий князь "выписал" из Италии (после взятия Константинополя турками в 1453 г. Византия прекратила свое существование). В этом браке, как свидетельствуют источники, был заинтересован сам римский папа, надеявшийся с помощью воспитанной в духе Флорентийской унии Софьи ввести унию в Москву. Хотя надеждам папы не суждено было осуществиться, приезд Софьи Палеолог в Москву имел определенные последствия для московского двора. Вместо привычных для средневековой Руси неформальных, "бесцеремонных" отношений князя с окружающими при дворе московского князя стал постепенно утверждаться пышный церемониал, произошли серьезные перемены и в характере самого Ивана III: он стал обнаруживать новое, непривычно высокое представление о своей власти, требовал знаков внимания к себе. Показательно, что уже тогда, решив вопрос о престолонаследии сначала в пользу своего внука Дмитрия и наложив опалу на Софью и своего сына от брака с Софьей Василия (события, известные в истории как первый династический кризис в Московском государстве), Иван III при своей жизни венчал Дмитрия не на великое княжение, а именно на царство.

Тогда же при Иване III начинает складываться национально-государственная символика: на государственной печати великого князя появляется изображение двуглавого орла, являвшееся, по мнению ученых, общехристианским символом единства светской и духовной власти. Одновременно усиливается внимание московских правителей к сущности верховной власти, ее происхождению и назначению, в том числе с точки зрения придания ей нового сакрального смысла, что выражается в появлении сначала в дипломатической переписке, а затем и государственном праве Московского государства новой формулы "Божией милостью государь".

Формирование системы государственного управления в Московской Руси

Образовавшееся во второй половине XV в. единое Русское (Московское) государство формировалось как сословная монархия, в которой великий московский князь делил власть с представителями господствующего сословия — боярами, удельными и служилыми князьями, а также церковью, сохранявшей еще сильные позиции и значительную самостоятельность в политической системе русского общества. Вершину сословной пирамиды составлял Государев двор как замкнутая корпоративная сословная организация правящего класса, его верхних слоев, принимавших непосредственное участие в управлении государством, из которой черпались кадры управления высшего уровня. На самом верху этой пирамиды находились думские чины, члены Боярской думы, управлявшей государством вместе с великим князем. В отличие от позднейшего петровского Сената, появившегося в начале XVIII в., Боярская дума являлась не только высшим органом государственной власти и высшим административным учреждением, но и обладала законодательными функциями. Великий князь издавал указы ("приговоры") не один, а вместе с Боярской думой ("приговорил князь великий з бояры").

К думным чинам относились бояре и окольничие. Название последних связывают с особыми функциями, которые выполняли эти представители правящей элиты, ведавшие отдельными территориями государства — "околицами" либо следившими за выполнением распоряжений князя на местах. Изменилось и значение боярского титула. Если раньше к боярам причислялась привилегированная часть крупных землевладельцев-вотчинников, вышедших из среды старшей дружины князя, то теперь термин "боярин" применялся только к членам Боярской думы как высшего сословного учреждения Московского государства.

В основе назначения на думные и другие высшие государственные должности в Московском государстве лежал принцип местничества (производное от словосочетания "считаться местами"), согласно которому основанием для получения должности могли служить знатность происхождения, родовитость ("порода") и служба предков великому князю, а отнюдь не наличие знаний и способностей. Несмотря на явные недостатки (невозможность продвижения на высокие государственные посты людей незнатного происхождения), система местничества являлась в то время важным средством подчинения боярской аристократии центральной власти и не менее важным механизмом сохранения власти в руках боярской аристократии. Одновременно это был единственно возможный в тех условиях способ регулирования отношений внутри правящей элиты, в среде которой под воздействием новых процессов происходили серьезные изменения.

Формирование единого государства привело к большим изменениям в составе и положении господствующего класса. Наряду со старомосковским боярством при дворе московского великого князя появляется множество новых людей и чинов. На положение бояр была переведена значительная часть местной княжеской аристократии — служилых князей, т.е. бывших самостоятельных князей, утративших суверенные права на свои княжения при переходе на службу к московскому князю. В их числе были и князья Северо-Восточной Руси, и перешедшие под власть московского великого князя литовские князья и представители татарской знати (татарские мурзы). В отличие от сохранивших многие свои привилегии удельных князей (братьев великого князя), права и обязанности которых определялись договорами с великим князем, служилые князья лишались права претендовать на занятие великокняжеского престола и должны были нести военную службу при московском государе в качестве его подданных. По некоторым данным, более половины Боярской думы в этот период составляли князья. Они занимали важнейшие посты в войске, центральном и местном управлении.

В то же время уже во второй половине XV в. параллельно с Боярской думой московские великие князья начинают создавать неформальные структуры из приближенных к ним лиц, с которыми и принимают главные государственные решения. Появляются первые придворные звания "введенных бояр" как постоянных советников великого князя, в руках которых собственно и сосредоточивались реальные административные функции, решение многих вопросов государственного управления.

Во второй половине XV – начале XVI в. в период складывания единого Московского государства сохраняла свое значение дворцово-вотчинная система государственного управления, построенная на чисто территориальном принципе управления. В этот период существовали только два общегосударственных ведомства — Дворец и Казна. Во главе Дворца стоял дворецкий, ведавший княжеским хозяйством и оказывавший большое влияние на решение общегосударственных дел. Ему подчинялись другие дворовые слуги, по большей части вышедшие из среды старомосковского нетитулованного боярства, служилых людей, а также бывших удельных князей, утративших суверенные права и свои вотчины. Они назывались "путными" боярами и ведали различными отраслями хозяйства великого князя — "путями": конюший возглавлял коневодство (путь конюший), ловчий — княжескую охоту (путь ловчий), чашник — бортное хозяйство (путь чашничий) и т.д. Постепенно в ходе дальнейшей централизации пути стали преобразовываться в приказы (Конюшенный приказ, Казенный приказ, Разрядный приказ и др.), что подготавливало замену территориального (дворцового) управления функциональным (приказным).

Ряд важных отраслей государственного управления находился в ведении казначея и возглавляемой им Казны. Западные источники именуют его канцлером, подчеркивая тем самым его особое положение в системе управления Московского государства. Казначей был не только хранителем великокняжеской казны и архива, он также ведал государственной печатью, управлял ямскими и поместными делами, руководил вместе с князем внешней политикой. В то же время сосредоточение столь разнообразных функций в одних руках свидетельствовало о том, что формирование системы государственного управления в Московской Руси находилось еще в самом начале, не было еще четкого разделения функций и полномочий между государственными ведомствами, не сформировалась еще административная система.

Во второй половине XV – начале XVI в. в рамках единого Московского государства происходит ликвидация остатков прежней удельной системы (в 1470-е гг. после походов Ивана III в состав Московского великого княжества был включен Новгород и его земли, в 1485 г. ликвидирована самостоятельность Тверского княжества, позже при Василии III была подчинена Рязань), усиливаются централизаторские тенденции. Унифицированная система управления территорией огромного государства еще не могла сложиться. Возникшее в процессе объединения земель новое административно-территориальное деление сохраняло архаичные черты прежнего порядка и отличалось большим разнообразием. Оно основывалось на нескольких критериях: экономическом и демографическом потенциале региона; военном значении территории; историческом наследии (принадлежности региона к определенному княжеству). Создаваемые на местах новые административные единицы — уезды, делившиеся на волости и станы, были чрезвычайно обширны и по своей территории совпадали с территорией бывших удельных княжеств. Присоединяемые в ходе объединения земель вокруг Москвы уделы, вливаясь в состав Великого княжества Московского, сохраняли свою целостность, и только при Иване III они начинают дробиться и постепенно исчезают.

Управление этими территориями осуществляли княжеские наместники из бояр и волостели, рекрутируемые из более мелких феодалов. Не получая жалованья от великого князя, они как и прежде вместе со своим аппаратом жили за счет средств, собираемых с подчиненной им территории, "кормились" со своей должности, осуществляя на местах хозяйственно-административную, фискальную и судебную ("губную") деятельность. Их деятельность регламентировалась специальными уставными грамотами, выдаваемыми местному населению. В то же время в новых условиях единого государства наблюдается все усиливающаяся тенденция к ограничению власти наместников, которые постепенно ставятся под контроль княжеской администрации. В этой своей политике центральная власть опиралась на растущую роль в местных сообществах нового слоя землевладельцев — дворянства, из состава которого назначались городовые приказчики (впоследствии, в XVIII в., эта должность трансформировалась в должность городничих, выполнявших полицейские функции в городах). Являясь агентами центральной власти на местах, они со временем сосредоточили в своих руках всю административно-финансовую власть, как в городах, так и в уездах.

Ярким примером усиления централизаторских тенденций в Московском государстве может служить выданная Иваном III в конце XV в. (1488) населению Белозерской земли Белозерская Уставная грамота (далее — БУГ), которую некоторые исследователи справедливо считают первым законодательным актом единого русского государства и родоначальницей новой законодательной традиции. Принципиально важной особенностью БУГ, которая отличала ее от всех прежних уставных грамот (например, от выданной в свое время Василием I Уставной грамоты Двинской земле), предоставлявших землям широкую автономию, было то, что она существенно ограничивала административно-податный иммунитет местных светских и церковных владений и уравнивала всех владельцев перед лицом государственной власти. Все жители уезда отныне ставились в одинаковое положение и рассматривались как подданные государства, подвластные его администрации (наместнику и его аппарату).

С другой стороны, БУГ устанавливала строгую регламентацию деятельности самого аппарата наместнического управления и его отношений с местным населением. Во-первых, впервые точно фиксировались как порядок деятельности наместнического аппарата управления, так и его состав, размеры платежей в пользу наместника и его людей. Наместник отделяется от населения, между ним и населением учреждается новая должность сотского как представителя центральной власти, который мог участвовать в суде наместника. Во-вторых, власть наместника могла контролироваться не только "сверху", но и "снизу" самим населением Белозерской земли, получавшим право обращаться с жалобами к верховной власти. В БУГ устанавливалось право "мира" участвовать в административно-судебной деятельности местных властей. По мнению исследователей, эти изменения в местном управлении явились тем зерном, из которого затем в середине XVI в. выросла система земских и губных учреждений, которые сначала ограничили, а затем и вытеснили наместнический аппарат управления, подготовив окончательную ликвидацию системы "кормления" в 1555 г. Иваном Грозным. Важное значение для укрепления государственности имел принятый в 1497 г. Судебник Ивана III, явившийся первым общерусским сводом законов в Московском государстве.

Особенности формирования централизованного государства в России и складывание самодержавной формы правления

Принято считать, что русское централизованное государство с присущими для таких государств атрибутами: единой верховной властью, профессиональным аппаратом управления, единым законодательством и системой финансов — в основном сформировалось в XVI в. Основным фактором, ускорившим процесс централизации Московской Руси, стало стремительное увеличение территории Русского государства (по некоторым данным, с середины XV до середины XVI в. она увеличилась более чем в шесть раз, а население страны составляло в середине XVI в. около 9 млн человек по сравнению с 5–6 млн человек в конце XV в.). Это неизбежно требовало реорганизации всей системы государственного управления, поскольку старая полицентричная модель уже не отвечала новым условиям развития российской государственности.

Вместе с тем процесс формирования централизованного государства в Московской Руси значительно отличался от аналогичных процессов в западноевропейских обществах. Если на Западе возникновение централизованных государств в XVI–XVII вв. было подготовлено эволюционно и осуществлялось на основе внутреннего экономического развития (экономических, торговых связей, рынка), то совсем иначе этот процесс происходил в русских землях. С самого начала централизация государства в Московской Руси приобрела форсированный характер, опиралась по преимуществу на силовые и военные методы управления.

В качестве основной причины, обусловившей подобный характер государственной централизации, многие авторы выделяют своеобразие геополитических условий, в которых проходило образование единого Русского государства, и, в частности, обширность его территории, протяженность границ, неустойчивость геополитического пространства. На наш взгляд, это положение нуждается в уточнении. Как показывает опыт мировой истории, управление протяженным политическим пространством может осуществляться в трех основных режимах. Это может происходить либо в условиях достаточного развития институтов гражданского общества, в первую очередь общественного самоуправления (как это было, например, в США и Канаде), либо в условиях хорошо налаженных механизмов согласования интересов различных слоев и групп общества (консенсусная, или "сообщественная", по определению А. Лейпхарта, демократия), либо же в условиях жесткой централизации и иерархичности политических и общественных институтов и структур при господстве насильственных методов управления, что, собственно говоря, со временем и стало одной из характерных черт политического управления в разные периоды истории России. Ряд факторов, рассмотренных нами ниже, обусловил утверждение в России не первой и не второй, а именно третьей модели развития, способствовал победе деспотического варианта централизации.

Прежде всего не следует забывать, что формирование русского централизованного государства в отличие от государств Западной Европы происходило в значительной мере под влиянием внешнего фактора, было ускорено внешней опасностью. Это было не естественное экономическое ("снизу"), а силовое ("сверху") политическое объединение, вызванное стремлением московских князей освободиться от ордынского ига, что не могло не привести, как уже отмечалось, к усилению авторитарного характера власти московских князей, силой присоединявших к Москве бывшие самостоятельные удельные княжества. Продолжавшееся более двух веков противостояние Литовскому княжеству, равно как и не прекращавшаяся борьба с "ордынским наследием" — Крымским и особенно Казанским ханствами, задерживавшими колонизационное движение Руси на Восток и являвшимися, по словам современников, хронической язвой московской жизни, также не способствовали смягчению характера русской государственной власти.

Следует заметить, что в нашем общественном сознании до конца не осмыслено значение влияния внешней опасности и связанного с ней стремления тех или иных стран к внутреннему единству на характер политического развития общества, обычно сопровождающегося нарастанием в общественной жизни авторитарных тенденций в ущерб демократическим ценностям и институтам.

Пожалуй, одним из первых на эту особенность обратил внимание А. Лейпхарт в капитальном исследовании "Демократия в многосоставных обществах". По мнению ученого, ощущение уязвимости и незащищенности в любой стране дает сильный импульс для укрепления внутренней солидарности народа. Однако в этом стремлении к единству ("надсегментные ориентации", по терминологии автора) есть и свои слабые стороны, так как оно всегда снижает интенсивность противоположностей в обществе, что не может не влиять также на характер государственной власти и ее взаимоотношений с населением. В России это влияние, как правило (достаточно вспомнить наше недавнее советское прошлое), было не в пользу развития в обществе демократических традиций: очень часто на этой основе, как уже говорилось, государство стремилось поставить частное в зависимость от общего, подчинить интересы личности общегосударственному интересу. С точки зрения обсуждаемой нами проблемы постоянная внешняя опасность, кроме прочего, имела своим последствием медленное развитие сословий в России, так как в обществе, поставленном в чрезвычайные условия исторического выживания (это никогда нельзя сбрасывать со счетов при изучении особенностей формирования и развития российской государственности), сословно-корпоративные интересы отступают на задний план.

Не меньшее влияние на характер власти в московском обществе оказало и то обстоятельство, что образование русского централизованного государства произошло не в рамках буржуазного, как это было в европейских странах, а феодального способа производства. Если на Западе феодальные отношения, в основе которых лежала система договора — вассалитета, были постепенно вытеснены складывающимися рыночными отношениями, то в России договорные отношения были упразднены, еще не успев укрепиться: в результате силового объединения земель вокруг Москвы они были заменены отношениями подданничества, причем в самой жесткой "холопьей" форме. Уже при Иване III бывшие самостоятельные удельные князья, став подданными московского государя, стали обращаться к своему господину: "Я холоп твой". Считая себя полновластным "государем всея Руси", хозяином земли русской, московский государь мог уже позволить себе при назначении наследника (во время упоминаемого нами первого династического кризиса) высокомерное заявление: "Кому хочу, тому и дам княжити".

Эта психология собственника, возникшая в период длительного удельного развития Руси и укрепившаяся в условиях расширявшегося государства, долгое время сохранялась в сознании московских государей-объединителей, рассматривавших процесс создания единого русского государства прежде всего как расширение своего московского княжества, своей вотчины. Как отмечал в этой связи В. О. Ключевский, в московских князьях продолжали бороться вотчинник и государь. Они заявляли претензии на роль общероссийской государственной власти, а хотели обладать русской землей как вотчиной, на частном удельном уровне.

В XVI в. в политической идеологии московских государей начинает утверждаться новый, незнакомый Древней Руси, взгляд на самодержавие как на неограниченное самовластие царя (единодержавие), обоснование которого обычно связывают с именем Ивана Грозного. Наиболее последовательно мысль о единовластии была выражена Иваном IV в его переписке-полемике с князем-боярином А. М. Курбским, бежавшим в Литву в связи с объявленной царем опричниной. Отвечая князю на обвинения в несправедливом отношении царя к боярам, Грозный с редкой откровенностью и резкостью отверг все притязания на власть "лоббируемой" Курбским боярской олигархии, заявив, что московские "княжата" являются простыми подданными монарха, которых у него "не одно сто".

Новый взгляд на сущность верховной власти вполне соответствовал складывавшейся новой политической ситуации: к началу XVI в. в политическом сознании московских государей уже сформировалось представление о богоизбранности и независимости Московского государства. В научной литературе преобладает мнение, что эти перемены были обусловлены двумя событиями, имевшими мировое значение: падением Золотой Орды и крушением Византийской империи. Освободившись от двойной зависимости — монгольских ханов и греческих "царей", русские великие князья почувствовали себя не только самостоятельными, но и самодостаточными, призванными самой судьбой и историей принять на себя роль преемников римских кесарей и помазанников Божьих на земле. Падение Византии вызвало к жизни представление о том, что именно Москва может и должна стать отныне центром православия, "Третьим Римом" и "последним православным царством". Сформулированная русским иноком Филофеем в письмах-обращениях к Василию III, эта идея составила впоследствии основу государственной идеологии Московского царства.

Не отрицая огромного влияния указанных изменений на эволюцию политического сознания московской политической элиты, следует, однако, заметить, что они, по нашему мнению, еще не дают ответа на главный вопрос: что в конечном счете способствовало усилению авторитарных и деспотических черт в политике московских государей, основополагающим принципом которой со временем стал принцип неограниченного самовластия. На наш взгляд, ответ на этот вопрос следует искать прежде всего в том, что сама политическая элита Московского государства, как уже говорилось нами ранее, оказалась не готовой к проведению в жизнь западных форм политики и государственной власти, вытекающих из согласия, из политического процесса, а не из личной воли властителя. Определенную роль в этом сыграла отмеченная выше вотчинная психология московских князей-объединителей, свидетельствовавшая, по мнению исследователей, об отсутствии в то время сколько-нибудь ясных рациональных альтернатив политического устроения государства на новом этапе. В рамках господствовавшего в тот период представления — патримониального (вотчинного) устроения власти — русские государи привыкли рассматривать и саму власть как свою собственность.

Вместе с тем при анализе эволюции власти в Московской Руси очень часто не учитывается другой не менее важный фактор. Речь идет о существовании в политическом развитии России устойчивых антизападнических традиций, сформировавшихся в национальном политическом сознании еще в период борьбы русских князей против агрессии немецких рыцарей и укрепившихся под влиянием длительного противостояния Москвы наступательной политике Польши и Литвы. Неприязнь к Западу, в основе которой лежал антагонизм между православной и католической церковью, особенно усилилась после отторжения Римом западнорусской православной митрополии по Брестской унии 1596 г. и последовавшего затем насильственного внедрения униатства в юго-западных русских землях.

Все это не могло не отразиться на национальных чувствах и политическом сознании русской политической элиты, которая со временем все с большим недоверием стала относиться не только к католическому Западу, но и ко многим европейским ценностям и институтам. Можно предположить, что именно эта ситуация побудила Ивана III отказаться от королевского титула, который, как известно, был предложен ему посольством германского императора.

Однако более существенные изменения в политическом менталитете московских властей произошли в правление Ивана Грозного, с именем которого ряд современных ученых справедливо связывает усиление восточных ("ориенталистских") черт в политической жизни русского общества. Именно с этого времени можно наблюдать резкий перелом как во внешней, так и во внутренней политике Московского государства, выразившийся в активном неприятии Запада и столь же решительном повороте к Востоку, к почвенничеству. Если Иван III еще считал себя европейским государем, наследником Византии, и его политика во многом содействовала укреплению завязывавшихся в то время тесных отношений Москвы с западными странами (при нем, особенно после приезда в Россию Софьи Палеолог, частыми стали визиты в Москву иностранцев, были построены в Московском Кремле итальянскими зодчими знаменитые Успенский собор и Грановитая палата), то совсем другой поворот мы наблюдаем в политике Ивана Грозного. Придя к власти, он начал свое правление с завоевания Казанского и Астраханского ханств, недвусмысленно апеллируя тем самым, как пишет один из известных современных авторов, к золотоордынскому происхождению своей царственности в качестве законного наследника распавшейся империи Чингисхана.

Явлением того же порядка в определенном смысле можно считать и официальное принятие Грозным в 1547 г. титула царя: известно, что этот титул, первоначально применяемый к византийским императорам, со времен монгольских завоеваний переносился русскими князьями также и на золотоордынских властителей. Следует заметить, что Иван III (вероятно, из этих соображений) воздержался от официального применения царского титула, ограничившись, как уже говорилось, временным венчанием "на царствие" своего внука Дмитрия. Как считает А. Я. Флиер, косвенным подтверждением наметившегося в середине XVI в. поворота к почвенничеству может служить вторичная канонизация Иваном IV Александра Невского. Проводимая Невским политика последовательного противостояния католической агрессии при одновременном сохранении нейтралитета по отношению к Золотой Орде, очевидно, импонировала московскому царю (это же дает повод некоторым исследователям называть легендарного князя первым в истории России "евразийцем").

Особое место в ряду произошедших перемен в поведении и характере верховной власти принадлежит опричнине Ивана Грозного, которую можно рассматривать как стремление царя, действовавшего в обход Боярской думы и опиравшегося на лично преданное ему опричное войско (своего рода "преторианскую гвардию" царя), установить режим личной ничем не ограниченной власти. В письмах к Курбскому Иван Грозный уже без всякой двусмысленности заявлял: "русские самодержцы изначально сами владеют своим государством, а не их бояре и вельможи", "кто тебя поставил судьей надо мной". Интересно, что, разделив всю страну при утверждении нового порядка на опричнину и земщину, царь поставил во главе земщины сначала плененного крещеного казанского "царя" Едигера-Симеона, а позже в 1574 г. венчал на царство другого татарина, касимовского хана Саина-Булата, в крещении Симеона Бекбулатовича.

Одновременно опричнина отразила стремление царя форсировать события и провести ускоренную централизацию страны чрезвычайными методами. Ряд авторов усматривает в опричнине первую в истории России попытку установления в стране имперского типа правления как военно-бюрократической диктатуры во главе с главнокомандующим — царем. Однако для формирования такого типа правления в Московском государстве не были еще созданы необходимые условия: а) не сложился разветвленный бюрократический аппарат (бюрократические ведомства в лице московских приказов только начинали создаваться); б) отсутствовала профессиональная постоянная армия как непременный атрибут всех государств имперского типа.

Было бы, конечно, большим упрощением считать, что в Московском государстве изначально отсутствовали условия для формирования политики в ее классическом понимании, как системы поиска компромиссов и согласования интересов (частных, корпоративных, общих и государственных). Процесс формирования единого Русского (Московского) государства, развивавшегося на протяжении более ста лет естественным путем, путем столкновения и попыток согласования интересов основных политических и социальных субъектов того времени — боярства и складывающегося самодержавия, представителей Церкви, вольных городов, не дает оснований для столь прямолинейных выводов. Как отмечается в одном из современных исследований, в московском государстве "стала вызревать система интересов, близкая к европейской модели", и в столкновении этих интересов на российской почве начинали складываться и функции политики как системы социального регулирования власти, выстраивания балансов и противовесов в соотношении различных интересов.

В аспекте этой проблемы особое значение имела предпринятая в 1549–1560 гг. "правительством" Алексея Адашева ("Избранной радой", как назвал его князь Курбский) серия реформ, которые рассматриваются многими историками как реальная альтернатива складывавшемуся в России деспотическому самодержавию. Эти реформы, по замыслу их авторов, должны были обновить все стороны московской жизни. В ходе реформ была в целом создана приказная система центрального управления, перестроена система местных органов власти (губная и земская реформы), проведены преобразования в судебной сфере и создан новый общерусский свод законов — Судебник 1550 года.

Но дело не только в этом. С самого начала реформы "Избранной рады" имели двоякое значение. С одной стороны, создание центральных органов управления, постоянного войска, отмена кормлений и ограничение иммунитетов светских и церковных феодалов, а также целый ряд других мер, осуществленных "правительством" Адашева, содействовали дальнейшей централизации Московского государства и усилению власти царя. С другой стороны, реформы намечали магистральную линию развития российской государственности на принципах сословного представительства, предполагающего формирование выборных сословно-представительных учреждений как на нижних, так и на верхних уровнях власти и управления (Земские соборы, земские и губные избы).

Эта модель власти, основанная на традиционном для русского общества синтезе государственного (монархического) и земского (корпоративного) начал, в перспективе могла оказать существенное влияние на развитие государственной власти в Московском государстве и характер ее взаимоотношений с обществом. Наряду с введением в процессе осуществления реформы единых принципов государственности, принятием общероссийского законодательства она, по мнению ученых, объективно сокращала границы произвола верховной власти, ограничивала единоличное правление Ивана Грозного и могла привести к дальнейшему развитию и укреплению сословно-представительной монархии.

Однако уже в 60–70 гг. XVI в. в ходе опричнины, отразившей, как отмечалось выше, стремление московского царя к установлению режима личной неограниченной власти и сопровождавшейся ожесточенной борьбой между различными социальными силами, эта линия политического развития была надолго прервана, а отношения власти с обществом, в отличие от общеевропейских тенденций, стали строиться на основе бесконтрольного властвования, с одной стороны, и принципов подданничества и массового сервилизма — с другой.

Централизованное государство и особенности организации высших органов политической власти сословно-представительной монархии в XVI в.

Как видно из изложенного выше материала, основной тенденцией политического развития Московского государства в XVI в. являлась тенденция к централизации государственной власти и управления и установлению самодержавной формы правления. В то же время процесс формирования централизованного государства в России шел сложно и противоречиво. Начиная с середины XVI в. Россия в связи с включением в ее состав инонациональных и иноконфессиональных территорий и государств (в первую очередь бывших владений Золотой Орды — Казанского и Астраханского ханств) стала развиваться в империю и поэтому не отличалась стабильностью геополитического пространства, которое приобрело текучий характер. Последствия этой особенности развития России в той или иной степени сказывались на протяжении всей ее последующей истории, побуждая центральную власть предпринимать часто неадекватные шаги, выражавшиеся в стремлении построить вертикаль власти суперцентрализованного государства.

Однако эти попытки были изначально обречены на неудачу, так как в условиях огромного государства вертикально ориентированная власть не могла быть эффективной: во-первых, в силу огромного объема управленческой информации, которая должна обращаться в каналах коммуникаций политической системы огромного государства, во-вторых, из-за растяженности сети политической власти, наличия большого числа центров принятия решений. Поэтому с самого начала в Московском государстве рядом с государственными органами власти и управления возникла и эффективно действовала относительно самостоятельная подсистема общественного и политического управления. В XVI–XVII вв. она была представлена Земскими соборами как высшими сословно-представительными учреждениями и местными выборными земскими учреждениями (земские избы во главе с земскими старостами, губные избы во главе с губными старостами). Своеобразие состояло в том, что в отличие от западных стран сословно-представительные органы в России возникли сначала на уровне местного управления (земские и губные избы), а только затем — на верхних этажах политического управления (Земские соборы).

Основным содержанием политико-государственного развития Московского царства в XVI в. было постепенное нарастание в политической жизни страны двух основных противоречий, являвшихся следствием сложного процесса централизации государства и определявших его эволюцию на всем протяжении последующего XVII в. Первое из этих противоречий было связано с наметившимся еще в процессе складывания единого русского государства противостоянием между княжеской властью и боярской аристократией, стремившейся сохранить традиционную независимость и претендовавшей на долю власти в государстве. Одновременно с этим возникает и постепенно усиливается противоречие внутри правящей элиты между традиционной группой знати (боярской аристократией) и новой социальной элитой (высшей бюрократией), завоевывавшей все более прочные позиции в связи с развитием административного аппарата управления (московских приказов).

Наметившиеся противоречия в системе властных отношений не могли не отразиться на положении высшего законодательного и административного органа Московской Руси — Боярской думы, ведавшей важнейшими вопросами внутренней и внешней политики страны. Превратившись в огромное многонациональное и многоконфессиональное государство, Россия нуждалась в реорганизации всей системы управления по бюрократическому имперскому принципу, что само по себе предполагало необходимость изменения социальной опоры власти. Делая ставку на самодержавную форму правления, московские цари не могли полностью полагаться на боярскую аристократию, значительная часть которой принадлежала к потомкам старых русских династий, "княжатам", с которыми они по логике вещей должны были как-то делиться властью. Более надежной опорой складывающегося самодержавия в этих условиях могли стать малоимущие слои дворянского сословия и приказной бюрократии, создаваемые самим государством и в гораздо большей степени зависевшие от центральной власти, чем московское боярство.

К середине XVI в. поместное служилое дворянство являлось уже вполне реальной силой, на которую могла опереться царская власть. Оформившееся как военное сословие в конце XV в. из состава мелких землевладельцев, получавших в отличие от прежних княжеских дружинников землю (поместья) на условиях военной службы (условное землевладение), дворянство должно было верой и правдой служить московским государям. В свою очередь, заботясь об увеличении военных сил, московские цари стремились создать благоприятные условия для нового слоя землевладельцев, раздавая дворянам земли вместе с "сидевшими" на них крестьянами, которым вменялось в обязанность содержать помещиков с помощью выплачиваемого им оброка, выполнения барщины и других повинностей. Со временем усиливается роль дворянства в системе государственного управления. Как уже отмечалось, еще при Иване III в уездах Московского государства возник особый институт городовых приказчиков, являвшийся, по мнению ученых, первым дворянским органом местного управления. Позже в ходе предпринятой в малолетство Ивана IV в 1539–1541 гг. губной реформы ("губа" — административный и уголовно-полицейский округ, соответствующий уезду) в руки выборных из дворян губных старост были переданы многие важнейшие уголовные дела, которые до этого находились в ведении наместников и волостелей. К середине XVI в. дворянство постепенно начинает играть ведущую роль в системе местного управления.

Одновременно с этим царская власть предпринимает шаги, направленные на ограничение политического влияния Боярской думы. Проводя целенаправленную сословную политику с целью усиления своих позиций, складывающееся самодержавие стремится модернизировать русскую аристократию. Первым шагом в этом направлении стало расширение состава Боярской думы за счет служилых дворянских фамилий и представителей нарождавшейся бюрократии. В Боярской думе появляются новые думские чины — думные дворяне, представлявшие третий думный чин, дававший право участвовать в думских заседаниях, и думные дьяки. Наблюдается процесс постепенной бюрократизации Боярской думы. Эти новые явления дали основание В. О. Ключевскому сделать вывод о том, что начиная с середины XVI в. во властных структурах Московского государства родовое начало постепенно вытесняется служилым.

Хотя боярские звания по-прежнему жаловались только представителям самых знатных, преимущественно княжеских, фамилий, а чины боярина и окольничего в соответствии с родовым принципом являлись наследственными (передавались в одних и тех же семьях), царская власть стремилась привязать боярство к центральной власти, сделать его послушным воле монарха. Этой цели должен был, в частности, служить изданный в 1550 г. "Государев родословец", уточнявший и систематизировавший принцип местничества. В отличие от существовавших в это время "боярских списков" и разрядных книг, в которых фиксировалась общая родословная и воинская служба знатных фамилий, "Государев родословец" вместо абстрактной знатности выдвигал на первый план конкретную службу представителей боярства московскому княжескому роду. Важное значение имело относящееся к этому же времени решение властей об ограничении местничества на время военных действий, что было вызвано необходимостью повышения боеготовности государства (очень часто во главе войска оказывались люди, не обладающие знанием военного дела, но занимающие воинские должности по наследству). Отныне, открывая военные действия, царь мог объявлять своим боярам: "быть без мест". Укреплению власти царя способствовало также создание постоянного стрелецкого войска. В 1555–1556 гг. было принято специальное "Уложение о службе", устанавливавшее общий порядок несения воинской службы для всех категорий землевладельцев.

Серьезные изменения произошли к середине XVI в. и во взаимоотношениях между государством и Церковью, которая в течение длительного времени являлась одним из институтов социального контроля, оказывавшим значительное влияние на верховную власть. В отличие от боярства, экономически и политически связанного с самодержавной властью, Церковь и ее пастыри (особенно митрополит), по крайней мере, до середины XVI в. выступали духовным противовесом всемогуществу государства. Укрепляя свои позиции, царская власть стремилась ограничить возможности Церкви и подчинить ее государству. Этому способствовала и новая политическая ситуация. После перемещения центра православия из Византии в Москву московские цари, полагавшие себя прямыми наследниками Византии, помазанниками Божьими на земле, стали также считать себя, как когда-то византийские императоры, ответственными за всех православных, стоящими выше Церкви. Известно, например, что уже Василий III назначал митрополитов без учета мнения церковного собора. Его сын Иван IV находил возможным действовать по отношению к Церкви более решительно и деспотично, решившись на физическое устранение осмелившегося возражать царю и выступившего против опричного террора митрополита Филиппа Колычева, что невозможно было ни в одном из христианских государств.

Победой царя закончилась длившаяся более полувека "полемика" между нестяжателями и осифлянами по вопросу церковного землевладения. Не согласившись с решением проходившего в начале 1551 г. церковного (Стоглавого) собора, отказавшегося под влиянием осифлянского большинства принять предложенную царем программу секуляризации церковных земель, Иван Грозный специальным приговором запретил церковным феодалам под угрозой конфискации покупать вотчинные земли без предварительного "доклада" об этом самому царю. Таким образом, уже в XVI в. римская идея (римское понимание истории как истории государства), говоря словами русского философа Вл. Соловьева, начинала побеждать "святую Русь".

С середины XVI в. для обсуждения вопросов государственной важности стали созываться сословно-представительные учреждения — Земские соборы, состав которых на протяжении всего XVI в. практически не менялся. В Земский собор входили в полном составе Боярская дума и Освященный собор, а также представители сословий — поместного служилого дворянства и городских (посадских) верхов. Позже к участию в работе Земских соборов стали привлекаться также представители приказной бюрократии. С точки зрения национальных особенностей государственного управления Земские соборы в определенном смысле продолжали русские вечевые традиции, с характерным для средневековой Руси участием различных слоев населения ("земли") в решении общих дел. В то же время, учитывая особенности политической ситуации и время появления Земских соборов, вряд ли следует преувеличивать их реальное участие в выработке правительственной политики и тем более приписывать им, как это нередко делается, функцию ограничения царской власти. В условиях складывающегося самодержавия их роль чаще всего сводилась к обеспечению поддержки политики царской власти, еще нуждавшейся в легитимации своих решений. В большинстве случаев они эпизодически собирались для заслушивания правительственных деклараций и санкционирования уже принятых законов (приговоров). Не доверяя местным властям и воеводам, правительство через Земские соборы могло получать информацию о положении дел в провинции, нуждах населения, чаще же о его возможностях для ведения войны.

По сравнению с западными парламентами, накопившими к этому времени богатый опыт (в Англии, Франции и Испании они возникли еще в XIII–XIV вв.), Земские соборы в России не были в точном смысле этого слова представительными учреждениями. Они не только не ограничивали власть царя, но и не имели более или менее определенных функций, четкой системы представительства. Кроме того, Земские соборы, по крайней мере в XVI в., не являлись выборными органами. По сути они представляли собой "парламент чиновников", на заседания которого в дополнение к светской и духовной элите (Боярской думе и Освященному собору) приглашались по выбору царя нужные люди, представители сословий и служилой бюрократии. По меткому замечанию авторитетного исследователя сословного строя в России В. О. Ключевского, называвшего Земские соборы "государственными совещаниями", это учреждение являлось не столько народным представительством, сколько "расширением центрального правительства", "совещанием правительства с собственными агентами".

В отличие от западных стран, где создание парламентов явилось результатом политической борьбы, в России сословные собрания появились по воле центральной власти для удовлетворения ее административных нужд. В значительной мере подобная ситуация могла сложиться потому, что Россия не знала ни развитого феодализма, ни подлинного сословного сознания, чем отличались страны средневековой Европы. Определенную роль в этом процессе сыграл опричный террор. По словам польского историка К. Валишевского, "опричнина вместе с системой местничества успели стереть все привилегии и преимущества, основанные на исторических правах", что во многом и предопределило развитие в России в сторону усиления самодержавной формы власти. Представляется интересной точка зрения некоторых исследователей, предлагающих рассматривать Земские соборы как своеобразный синтез восточной (византийской) формы и западного (польско-литовского) содержания. Что касается самой самодержавной власти, то она скорее представляла собой нечто среднее между восточным деспотизмом и западноевропейским абсолютизмом.

Перестройка центральных и местных органов власти и управления в середине XVI в. Опричнина и ее последствия

В XVI в. в Московском государстве в рамках сословной модели управления складывается единая система центральных и местных правительственных учреждений, получивших название приказов. Построенные по функционально-отраслевому принципу новые органы исполнительной власти явились первой в истории России бюрократической системой управления, которая на протяжении двух веков обеспечивала функционирование огромного государства. Выросшие из прежней системы дворцово-вотчинного управления в процессе ее перестройки в единую централизованную государственную систему московские приказы опирались на относительно развитый к моменту их образования дьяческий аппарат управления. Выходцы из низших сословий русского общества, поповичей и даже холопов, выполнявшие в условиях удельной Руси канцелярские функции при боярах-управленцах, княжеские дьяки по мере развития государственной администрации стали играть самостоятельную и все более значительную роль в государственных делах. К середине XVI в. они уже составляли неизвестный в Древней Руси слой профессиональных чиновников и начинали оказывать влияние на большую политику.

Из возникших во второй половине XVI в. приказов наиболее важными были Посольский, Разрядный и Поместный приказы. Сферой их деятельности были вопросы внешней политики, обороны государства, строительства, комплектования вооруженных сил, наделения служилого дворянства земельной собственностью. Особое значение имел Челобитный приказ, который являлся своеобразным контрольным органом государства, контролировал деятельность нарождающейся бюрократии (он принимал и разбирал челобитные от дворян и детей боярских). Кроме того, был целый ряд других приказов, управлявших различными группами служилых людей: Стрелецкий приказ (распоряжался стрельцами, выполнял полицейские функции в Москве и некоторых других городах), Пушкарский приказ (занимался артиллерийскими и инженерными делами), Оружейная палата (заведовала изготовлением и хранением огнестрельного оружия). Особую группу составляли дворцовые приказы, управлявшие различными отраслями княжеского, а затем царского хозяйства: к ним относились выросший из Казны Казенный приказ, Приказ Большого Дворца и примыкавшие к ним Конюшенный, Ловчий, Сокольничий и Постельничий приказы. Тогда же, в середине XVI в., появляются первые финансовые приказы: в частности, был учрежден специальный Приказ большого прихода, ведавший сбором общегосударственных налогов.

Приказы подчинялись только царю и Боярской думе и несли перед ними ответственность. Все приказы считались равными, действовали от имени государя и сносились между собой так называемыми "памятями" (исключение составлял Разрядный приказ: он находился на особом положении при Боярской думе, был старше других приказов и посылал им указы). Во главе приказов стояло так называемое Присутствие (руководство приказами было коллегиальным), все члены которого именовались судьями и назначались самим царем. Возглавляли приказы, как правило, думные дьяки, в подчинении у которых находились подьячие, ведавшие делопроизводством.

В XVI в. административная деятельность приказов не была отделена от судебной, напротив, каждый приказ был одновременно и судебным ведомством в рамках своих полномочий и предметов ведения. Для этой цели при каждом приказе выделялись особые чиновники (дети боярские, недельщики, денщики и другие низшие служащие), в обязанности которых входило привлечение к суду, содержание под стражей, наложение взысканий и назначение наказаний.

Создание приказной системы управления имело принципиальное значение для развития Московского государства. С ее помощью центральная власть надеялась покончить с дезорганизацией правительственного аппарата, обозначившейся еще в начале царствования Ивана Грозного в связи с борьбой за власть между боярскими группировками. Неразбериха в системе государственного управления наряду с неограниченным произволом наместников представляла настоящее бедствие для страны, поэтому создание единой системы центрального управления было насущной необходимостью. На приказы возлагалось также проведение в жизнь намеченных преобразований в различных сферах государственной жизни.

Приказная система управления была, конечно, далека от совершенства. В сравнении с рационально организованным аппаратом управления, сложившимся в России в ходе административных реформ Петра I, в ней отсутствовала строгая иерархия уровней управления, учреждений и чинов. В отличие от петровских коллегий, большинство из которых создавались единовременным указом и по строго определенному плану, московские приказы возникали стихийно в течение длительного времени по мере расширения функций единого государства либо в связи с присоединением к России новых территорий. Поэтому приказы часто дублировали друг друга, предметы ведения между отдельными ведомствами в приказной системе управления не были четко распределены, она отличалась громоздкостью и заорганизованностью. Большинство приказов соединяли в себе одновременно административные, финансовые и судебные функции, совмещали функциональное управление с территориальным. Помимо приказов с общими для всего государства функциями существовали приказы, учреждавшиеся для управления вновь присоединенными территориями и носившие территориальный характер (одним из них стал созданный после взятия Казани Приказ Казанского дворца). Тем не менее, несмотря на эти недостатки, формирование приказной системы явилось мощным средством создания и укрепления централизованного государства в Московской Руси.

Процесс централизации государственного управления затронул не только высшие и центральные уровни власти и управления, но и систему местных органов власти. В то же время отмеченные нами ранее противоречия вертикальной организации власти в условиях огромного государства, равно как и неразвитость системы государственного управления и политических коммуникаций заставляли московское правительство искать иные альтернативы политической и административной централизации общества. В качестве такой альтернативы, как уже говорилось, в середине XVI в. была избрана перестройка системы управления на началах сословного представительства и возрождения "земского начала" в местном управлении.

В решениях Стоглавого собора, заседавшего по делам церковным и "земским", в принятом им сборнике постановлений канонического характера ("Стоглав"), равно как и в "исправленном" с одобрения этого собора Судебнике (Судебник 1550) была намечена широкая программа и составлен план перестройки местного управления. Как отмечал В. О. Ключевский, этот план "начинался срочной ликвидацией тяжб земства с кормленщиками, продолжался пересмотром Судебника с обязательным повсеместным введением в суд кормленщиков выборных старост и целовальников и завершался уставными грамотами, отменявшими кормления". В связи с тем что существовавшая длительное время примитивная система "кормлений" уже не соответствовала новым задачам государства и усложненному общественному порядку, ее решено было заменить новой системой местного управления.

Преобразование местного управления заняло длительное время. На первом этапе, до отмены кормления в 1555 г., кормленщики ставились под контроль общественных выборных. В целом же преобразования были осуществлены посредством проведения двух последовательных реформ — губной, которая началась рядом принятых окружением Елены Глинской (матери Ивана Грозного) в 1539–1541 гг. мер, направленных на ограничение власти наместников, и была завершена "правительством" Адашева, и земской, осуществленной в 1555–1556 гг. В результате этих реформ произошла поэтапная замена наместнического управления, строившегося на системе кормлений, выборными губными учреждениями — губными избами (как сословно-представительными органами дворянства) и земскими органами самоуправления (земские избы), выбираемыми из зажиточных горожан и черносошных крестьян. Тем самым правительство не только значительно ослабляло власть региональной феодальной знати и усиливало позиции дворянства в местном управлении, но и впервые в истории России реально вводило в практику государственного строительства начала выборного самоуправления.

Создаваемые органы местного самоуправления были построены на сословном принципе и не имели отдельных от государства прерогатив, не были, говоря современным языком, самостоятельны в пределах своих полномочий. Выборные из дворян губные старосты и их помощники — "целовальники" ("целовать крест", т.е. присягать) утверждались в должности Разбойным приказом как судебно-полицейским органом, которому подчинялись губные органы на всей территории государства. Ему же принадлежало исключительное право санкционировать приговоры губных органов, касающиеся дел, связанных с татьбой и разбойными преступлениями. В некоторых городах (Москве, Новгороде, Пскове, взятой войсками Ивана Грозного в 1551 г. Казани) органы городского самоуправления по политическим и иным соображениям не создавались, власть в этих городах находилась в руках назначаемых центральным правительством воевод.

Основным результатом преобразований Ивана IV в системе местной власти стало создание унифицированного аппарата управления на всей территории государства.

В начале 1560-х гг., обвинив своих бояр и служилых людей в измене и разделив страну на две самостоятельные части, земщину и опричнину (как особо выделенное, принадлежащее царю владение, своего рода личный царский "удел"), Иван Грозный перешел к новой политике — политике опричного террора, что по сути своей означало государственный переворот. Реформы были прерваны. Большинство членов Избранной рады подверглось жестоким репрессиям, был удален из Москвы протопоп Сильвестр, являвшийся до опалы, по свидетельству источников, настоящим временщиком при царе, сослан, а затем казнен другой царский любимец Адашев.

Бытует мнение, согласно которому разрыв царя со своим правительством произошел из-за амбиций членов Избранной рады, стремившихся укрепить свое влияние на дела рядом постановлений и обычаев, неудобных для московских самодержцев. Состоявшая из потомков удельных князей — княжат Избранная рада, как считают сторонники этой точки зрения, была орудием удельно-княжеской политики, отстаивала ее интересы и поэтому должна была рано или поздно прийти в острое столкновение с московским царем, осознающим свое полновластие. Иван Грозный в полемике с Курбским недвусмысленно намекал опальному князю, какие цели, по его мнению, преследовали эти люди, "тайно" от него совещавшиеся о мирских, т.е. государственных, делах. Они не только, по его выражению, самовольно и противозаконно, "ветру подобно", как Сильвестр, раздавали саны и вотчины, но и стали "снимать власть" с самого царя, противопоставляя ему бояр и "княжат".

Из-за отсутствия необходимых источников, в том числе подлинных документов об учреждении опричнины, мы не можем с достаточной степенью достоверности судить о причинах столь неожиданного поворота событий. В научной литературе можно встретить различные объяснения феномена опричнины, всегда казавшейся странной, по остроумному замечанию одного из авторов, как тем, кто от нее страдал, так и тем, кто ее исследовал. Одни историки видели в опричнине орудие борьбы с боярством, притом более чем неудачное. В. О. Ключевский вслед за С. М. Соловьевым называл ее "высшей полицией по делам государственной измены", делая акцент на политической бесцельности опричнины: вызванная столкновением, причиной которого был порядок, она, по мысли ученого, была направлена против лиц, а не против порядка. Другие склонны придавать опричнине (что, по нашему мнению, ближе к истине) более широкий политический смысл, считая, что она своим острием направлялась против потомства удельных князей и имела целью отнять у них традиционные права и преимущества.

В новейших исследованиях утверждается не лишенная оснований точка зрения, согласно которой в правление Ивана Грозного столкнулись две противоположные концепции централизации. Московского государя не устраивало не столько содержание, сколько темп проводимых Избранной радой структурных преобразований. Стремясь подавить реальную и воображаемую оппозицию бояр и удельных "княжат", царь выбрал путь ускоренной централизации страны. Однако в этой политике изначально было заложено глубокое противоречие, нарастание которого привело сначала к острейшему государственному кризису в России, а затем ввергло страну в катастрофический по своим последствиям длительный период Смуты. Суть этого противоречия состояла в том, что, взяв курс на форсированную централизацию в стране, где еще не были созданы необходимые экономические и социальные предпосылки для строительства централизованного государства, московский царь вынужден был опираться преимущественно на принуждение и силу, встать на путь террора. Так в России было всегда, когда власть свою действительную слабость и свое нежелание (или неспособность) заниматься кропотливой работой по созданию государственного аппарата пыталась заменить силовыми методами управления.

Из всех последствий опричнины можно выделить два основных, имеющих прямое отношение к предмету нашего разговора. Одним стало окончательное утверждение в Московском государстве формы деспотического самодержавия как неограниченной личной власти монарха, сопровождавшееся беспрецедентным попранием прав личности, подавлением всякого проявления независимой мысли и свободы во всех слоях русского общества, что превращало людей независимо от социального положения в холопов самодержавия. Другим результатом опричнины стал разразившийся уже в 70–80-е гг. XVI в. тяжелейший экономический кризис, вызванный разорением (в связи с опричным террором) значительной территории страны и подготовивший условия для Смутного времени на рубеже XVI–XVII вв. Как отмечал В. О. Ключевский, направленная против воображаемой крамолы, опричнина подготовляла крамолу действительную, породив раскол и глубокое недовольство в различных слоях общества.

Одну из основных причин утверждения в Московском государстве во второй половине XVI в. деспотического самодержавия, на наш взгляд, следует искать, используя современную лексику, в слабости институциональных оснований политики в тогдашнем обществе. Применительно к той обстановке это выражалось в политической несамостоятельности русской аристократии (боярства), неразвитости сословий и слабости русских городов (а, следовательно, и среднего класса), которые на Западе являлись реальной оппозицией центральной власти, не давая ей превратиться во власть деспотическую. Города в России долгое время имели по преимуществу феодальный характер, создавались как опорные пункты княжеской власти и до объединения русских земель являлись административными центрами удельных князей. В период монгольских завоеваний многие из них подверглись разрушению, постепенно утратили остатки былых вольностей, оказались в условиях внешней опасности, в полной власти местных князей и их дружин.

Что касается русских сословий, то они (отчасти по причинам уже указанным, отчасти в связи с огромным пространством России и оттоком населения на окраины государства) формировались очень медленно, создавались самим государством, служили ему и в отличие от западных стран различались, по тонкому наблюдению В. О. Ключевского, "не столько правами, сколько повинностями". Страшные годы опричнины, по словам известного русского консервативного мыслителя Л. А. Тихомирова, действительно глубоко задуманной и выполненной с железной энергией, окончательно похоронили былую независимость и привилегии и боярства, и Церкви, и вольных городов.

< Лекция 1 || Лекция 2: 1234 || Лекция 3 >