Социальные основы информационного общества

3.5. Информационное законодательство

В большинстве стран создана нормативно-правовая база в сфере информационной деятельности и противодействия общественно опасным деяниям в этой сфере. При всём разнообразии трактовок юристы по сложившейся практике сходятся во мнении, что и в информационной сфере следует чётко различать уголовно наказуемые преступления и административно наказуемые правонарушения. Вот только к какой категории отнести то или иное опасное деяние, законодательства стран расходятся. Взять хотя бы пиратство, бесчинствующее в мировом информационном "океане". В одних странах оно расценивается как преступление (нарушение неприкосновенности интеллектуальной собственности), в других - как правонарушение, подчас не заслуживающее строгого наказания, в третьих - как общепринятая практика жизни в киберпространстве. А распространение спама - что это: преступление, правонарушение или ненаказуемая деятельность? Вопрос пока безответный, чем и пользуются спамеры.

Преступления в сфере информационных технологий часто являются международными: преступники действуют в одном государстве, а их жертвы находятся в другом. Поэтому для борьбы с такими преступлениями важно международное сотрудничество, для чего созданы соответствующие структуры в рамках Интерпола, Европола и других международных правоохранительных органов.

Уделяя понятное внимание защите от преступлений и правонарушений, информационное законодательство должно регламентировать и законопослушную деятельность в информационной сфере. Ведь многие пользователи информационных технологий нарушают закон не сознательно, а в силу незнания или несовершенства самого закона.

Информационные преступления. В информационном законодательстве условно можно выделить две относительно самостоятельные группы преступных деяний: собственно компьютерные преступления и коммуникационные преступления. Компьютерные преступники посягают через посредство компьютеров на безопасность информации и информационных систем. Те же деяния, осуществляемые через коммуникационные средства, относятся к коммуникационным преступлениям. Коммуникационные преступления чаще всего (но не всегда!) осуществляются с использованием компьютеров, поэтому однозначно разделить упомянутые группы преступлений затруднительно. Условно объединим их в "информационные преступления".

Многие из информационных преступлений совершаются с использованием Интернета и других компьютерных сетей, при помощи которых можно свободно получить рецепты производства наркотиков и способов изготовления из доступных материалов самодельных взрывных устройств (включая "грязную" атомную бомбу), найти полные тексты нацистских и террористических доктрин, разослать безвозмездные "подарки" в виде зловредных вирусов, похитить деньги с электронных банковских счетов, принять участие в видеоконференции взломщиков компьютерных сетей, выставить на всеобщее обозрение видеосюжеты насильственного и порнографического характера, создать различного рода мошеннические схемы и т. д. Свобода киберпространства, конечно, манит, но надо помнить, что "свобода состоит в том, чтобы зависеть только от законов" (Вольтер).

Информационные преступления приводят к:

• нарушению неприкосновенности интеллектуальной собственности;
• разглашению конфиденциальной информации и, прежде всего, сведений о частной жизни граждан;
• нанесению имущественного ущерба в виде прямых убытков и неполученных доходов;
• клевете, приводящей к потере репутации организаций и граждан;
• нарушению нормальной деятельности информационных систем, предприятий и отраслей;
• призывам к насилию и нарушению общественного порядка, угрозам безопасности и конституционному строю государства.

Первое информационное (компьютерное) преступление было зарегистрировано в 1966 г. в США. С тех пор и поныне преступные группы и сообщества активно используют в своей противоправной деятельности ИКТ, несмотря на довольно жёсткие информационные законодательства стран. В 2001 г. принята Конвенция Совета Европы о преступности в сфере компьютерной информации (киберпреступности) [19]. Но мало иметь правовую базу для борьбы с информационными преступлениями - надо, чтобы она работала, чего практически нет: в большинстве случаев эти преступления не раскрываются, "мягким законам редко подчиняются, суровые - редко приводятся в исполнение" (Б. Франклин, XVIII в.). Кроме того, в правовой базе, как всегда, есть огрехи и лазейки, чем пользуются преступники и их хорошо оплачиваемые адвокаты.

Проблема действующего, а не декларирующего информационного законодательства является не только внутренним делом государств. Международная полиция (Интерпол, Европол и др.), конечно, заставляет работать сыщиков и иже с ними. Но есть и другие международные организации, не безразличные к внутренним информационным законодательствам стран: Всемирная торговая организация, кураторы Интернета (Internet Society, IAB, IETF, Совет старейшин) и др.

Об избирательном праве. В информационном обществе при его тенденции к децентрализации власти выборы этой власти, пока она будет сохраняться, тоже сохранятся. Вопрос только в избирательном законодательстве: останется оно прежним, во многом архаичным, или будет новым, отвечающим вызовам времени? Ведь модернизация традиционного для цивилизованного мира избирательного права давно назрела.

Так, в рамках избирательного права при общепринятой мажоритарной системе "50 % + 1 голос" (прямые выборы или через выборщиков) не исключены спорные результаты выборов, из-за чего в некоторых странах после выборов дело доходит до потасовок, беспорядков и даже кровопролития, потому что несущественность разницы в количестве голосов, отданных за тех или иных кандидатов (доли-единицы % от общего числа учтённых голосов), порождает сомнение. А не находится ли эта разница в пределах точности расчётов компьютерных операторов, которая (точность), как всегда, оставляет желать лучшего, или, что хуже, не сфальсифицированы ли результаты? Действительно, как только выборы с подобным исходом состоялись, проигравшие нередко апеллируют к высшим судебным инстанциям и/или электорату, взывая о "справедливом" пересмотре результатов, которые достаточно близки к равновероятному распределению голосов между кандидатами, тем более, если кандидатов всего два. При этом победители вдохновенно заявляют о безоговорочной победе, хотя о "безоговорочности", оказывается, можно спорить. Средства масс-медиа в конце ХХ - начале XXI вв. взахлёб дискутировали личностные дилеммы "Буш-Гор", "Буш-Керри", "Ельцин-Зюганов", "Янукович-Ющенко" и др. В 2012-2013 гг. аналогичные противостояния имели место в Египте, Кении, Венесуэле, Италии и других странах, в 2016 г. - в США ("Трамп-Клинтон"). Подобная проблема характерна также для парламентской практики (например, при голосовании по законопроектам) и для региональных выборов власти. Дискуссии заканчивались лишь с вынесением юридического вердикта типа "таков закон".

Представим гипотетическую ситуацию, сатирически обыгранную в одном американском фильме: два кандидата в президенты страны набрали ровно по 50 % голосов, и результаты выборов зависят от одного голоса, который должен отдать за одного из кандидатов аполитичный избиратель с неуравновешенной психикой (в фильме это закоренелый алкоголик). Если результаты выборов зависят от настроения такого избирателя, это тупик всей избирательной системы. Налицо методический просчёт демократических избирательных технологий и соответствующие недостатки избирательного права, допускающего описанные коллизии и несуразности. Но закон требует своего выполнения, даже если он абсурден.

Для исключения проблем, связанных со спорными результатами выборов, бессмысленно в информационном обществе предъявлять претензии к компьютерам, их программному обеспечению и операторам. Целесообразно обратиться к арбитру в лице науки, подобно тому, как прежде на Кавказе обращались к мудрой женщине, а в Средней Азии к аксакалу - непререкаемым арбитрам в споре воинственно настроенных мужчин. Математическая статистика и теория вероятностей - хорошо развитые разделы математики, имеющие солидную компьютерную поддержку в виде электронных таблиц и статистических пакетов прикладных программ - могут предложить методики оценки результатов выборов, компенсирующие влияние объективных случайных факторов, которые связаны с (не)явкой избирателей, мелкими нарушениями и незначительными ошибками результирующих подсчётов. Такие методики базируются, например, на теории проверки статистических гипотез с помощью критериев согласия.

Ещё одна больная проблема избирательной системы - явка избирателей. Если субъективно заданный процентный порог явки не преодолён, выборы признаются недействительными и организуются заново (с соответствующими дополнительными затратами на их проведение). На языке науки (математической статистики) это означает, что фактическая выборка избирателей (выборочная совокупность) объёмно нерепрезентативна (непредставительна) по отношению к генеральной совокупности - списку избирателей. Предположим, явка избирателей составила 30 % от списка потенциальных избирателей. По результатам голосования победитель получил 33 % голосов, т. е. свою симпатию оказали ему около 10 % (0,3*0,33 = 0,099) избирателей. Симпатии 70 % избирателей остались неизвестными, а 20 % (0,3*0,67=0,2010) проголосовали за других кандидатов. Такие выборы можно квалифицировать как профанацию избирательной системы.

С научной точки зрения проблему можно "закрыть" весьма просто - вместо выборочного опроса мнений избирателей, "соизволивших" явиться на избирательные участки или проголосовать по Интернету, и подсчёта их голосов, использовать сплошной опрос генеральной совокупности. Тогда выборочный метод, столь популярный в математической статистике, теряет свою актуальность, как и пороговый критерий действительности выборов. Для реализации такого алгоритма явку на выборы каждый избиратель, если он желает достойной власти, должен считать не только своим правом, но и гражданским долгом, обусловленным законодательно^{11Во многих странах (Бельгия, Бразилия, Пакистан и др.) неявка избирателя на выборы считается нарушением закона с соответствующими последствиями для нарушителя.}.

Если наука предложит методики, устраняющие несуразности действующей избирательной системы, и они будут приняты "на вооружение", потребуется, конечно, уточнить соответствующие положения в избирательном законодательстве. Но учёные пока молчат. Они, как и все законопослушные граждане, взирают на избирательное законодательство с пиететом, достойным лучшего применения. Неужели информационное общество тоже обречено на непримиримое противостояние электоратов и муки избирательных комиссий, обусловленные давно устаревшими догмами "50 % + 1 голос" и пресловутого явочного порога?

О законах совести. Одними писаными законами нельзя принудить людей к законопослушанию, как нельзя только уборкой поддерживать чистоту: "чисто не там, где убирают, а там, где не сорят". Из мудрости древних: "Когда множатся законы и указы, растут разбои и грабежи" (Лао-цзы, VI в. до н. э.); "Законы Ликурга не были писаными… волю образовывало в молодых людях воспитание, которое делало каждого из них законодателем" (Плутарх, I-II вв. н.э.). В "Введение" упомянут Сенека, взывавший к стыду как неписаному закону совести и ставший жертвой тирании Нерона - своего бессовестного ученика. Вспомним незабвенного М.Е. Салтыкова-Щедрина: "Худы-де те законы, кои писать надо, а те законы исправны, кои и без письма в естестве у каждого человека нерукотворно написаны" ("История одного города"). Вспомним, наконец, религиозные заветы различных конфессий, регламентирующие жизнедеятельность верующих людей вне юридических законов государств.

При становлении информационного общества власть и обслуживающая её юриспруденция будут часто обречены на бессилие, ибо писаный закон не сможет влиять на сознание и убеждения граждан, обязывать или запрещать думать, иметь те или иные убеждения, мировосприятия и мировоззрения. Закон не сможет влиять на мысли людей; максимум, на что он будет способен, это в нарушение прав человека влиять на способы и пути распространения мыслей. Но власть, пытающаяся насадить такой закон, рискует остаться безвластной в демократическом ИО.

У каждого гражданина должен быть внутренний нравственный стержень - закон, преступать который не позволяют совесть и стыд. Но ведь преступают не только внутренний неписаный, но и внешний писаный закон, находя в нём нередкие лазейки. Не секрет, что есть люди, которым известны способы творить безобразия, не нарушая ни одного закона или нарушая их при "смягчающих обстоятельствах". А уж копирование (кража) программного обеспечения во многих странах чуть ли не узаконено - на такие кражи и обмен краденым органы правопорядка не обращают внимания - у них есть более серьёзные " дела^{12Видимо, для таких правоохранительных органов заразителен пример африканской республики Того, где компьютерные и коммуникационные преступления вообще не квалифицируются как преступления, и в результате тоголезские хакеры и кракеры абсолютно безнаказанно "резвятся" в мировом киберпространстве.}".

Любое законодательство, включая законы совести, есть, в сущности, свод запретов (табу), ограничивающих человека от преднамеренных или непреднамеренных социально предосудительных поступков. Вне этого законодательства человек свободен и якобы безопасен для общества и самого себя. Проблема лишь в том, чтобы между Законом социума и Свободой человека была установлена взаимоприемлемая граница, что не всегда удаётся. В частности, информационные законодательства локальных (национальных) ИО ни в коей мере не должны ущемлять свободного социально безопасного волеизъявления людей в информационном пространстве.

Что касается глобального ИО, то путь в него лепестками роз отнюдь не усыпан, он откроется любой стране только через эффективное внутреннее информационное законодательство. Глобальное ИО будет "общим аршином измерять" все входящие в него государства, их информационную инфраструктуру, состояние документооборота, избирательных систем и законодательств. В глобальном киберпространстве нет потайных углов, все его "жители" открыты друг другу и могут обсуждать любые проблемы, независимо от своей национальной, государственной и статусной принадлежности. Небожителей в ИО не предвидится, а критиковать можно всех и вся, в том числе критиков и самого себя.